Круглый стол в Литинституте
Ю.И. Минералов (Литинститут).
Когда-то, после окончания МГУ, я приехал работать в Эстонию, да и задержался
там на 15 лет в Тартуском университете. «Присутствие» Игоря Северянина ощутил
сразу. Были еще живы помнившие его русские бабушки, в 1920-е годы девушки. Речи
о Северянине они вели забавно однотипные: «О, это был ужасный человек, у него
было много женщин...» Впрочем, уловил я и несомненно заслуживающий внимания
момент: русские старики в 1970-е годы все еще осуждали Северянина за то, что он
когда-то пытался выпрашивать подачки у эстонского правительства, поскольку-де
переводит их поэтов и женат на эстонке. Достойное ли дело для русского, притом
человека, в 1918 году избранного в Москве «королем поэтов»!
Л.А. Карпушкина (Литинститут): Слаб человек...
Ю.И. Минералов: Такое самоунижение одновременно иллюстрировало тот факт, что жил «король поэтов» в Эстонии туго, с хлеба на квас, — подобно, впрочем, другим эмигрантам. А женат он был на Фелиссе Круут, дочери рыбака и плотника, претендовавшей на звание поэтессы. Она, по собственным его воспоминаниям, не единожды воспрепятствовала возвращению поэта в Россию, хотя в советском посольстве вопрос был согласован. В 1935 году Северянин удрал-таки от деловитой и властной Фелиссы к другой местной женщине, Вере Коренди, с которой влачил полунищенское существование и на руках которой умер от инфаркта 20 декабря 1941 года в оккупированном фашистами Таллине, бывшем Ревеле, — умер под уличный грохот шагающих в ногу эсэсовских сапог.
Л.А. Карпушкина: Игорь Северянин сотворением «образа самого себя» занимался целенаправленно и, нужно признать, эффективно: «Отныне плащ мой фиолетов, Берета бархат в серебре: Я избран королем поэтов На зависть нудной мошкаре». То, как поэт умел держать «королевскую» планку, вспоминал В. Шершеневич, описывая встречу Северянина с молодыми авторами в ресторане. На робкое предложение Северянину послушать их стихи, тот бросил: «Не будем омрачать нашей встречи!»
И.Г. Минералова
(МПГУ): Еще в студенческие годы наткнулась на пародию «Перевод Пушкина на язык эгофутуристов», напечатанную в томе большой серии Библиотеки поэта. Там после эпиграфа из Пушкина шли строчки:
Зима!
Пейзанин экстазуя
Ренувелирует шоссе...
Помню, как ехидство этой пародии меня позабавило. Но пародист не смог заметить или не ставил своей задачей передать — кажется, невозможное для реальности литературы — северянинское соединение приемов иронии и подлинной лирики.
А.Э Секриеру (МПГУ): Северянин — фигура, типичная для эпохи Серебряного века. Человек-оркестр, синтетический художник, он соединял слово и музыку, слово и живопись, он был исполнителем-декламатором, актером, «композитором», и при этом постоянно шел на эксперимент в стихе. На него в этом похожи Вертинский, Маяковский, Пастернак, Волошин... Но уникальность творчества Северянина в открытии новых и разработке традиционных жанровых форм стиха, в стилизации в словесном творчестве форм и жанров иных видов искусства (дизель, переплеск, перекат, квадрат квадратов — и баллада, газелла, рондо, триолет, канцона; полонез, вальс, пастель, рисунок), в адаптации стихотворных ритма, метра для исполнения на эстраде, в широком использовании всего арсенала «технических средств» поэзии: ассонансов и диссонансов, оксюморонов и антитез, эпитетов и метафор, словесных и слоговых переносов, внутренних рифм и аллитераций, каламбуров и паронимической аттракции, развернутых сравнений и неологизмов, и многого другого.
С.Н. Колосова (МПГУ): Например, стихотворение «Это было у моря» Северянин обозначает как «поэму-миньонет». Интересно обратить внимание на то, как в авторском комментарии к стихотворению соединяются и оригинальное жанровое определение, и отношение к сюжету, в котором слились музыка, танец и драматическое действо. Одновременно это и маленькая поэма, и поэма-менуэт. Вспомним, что менуэт – не только придворный танец, что тут соответствует сюжетной канве, но иногда менуэт исполнялся в сонатах. Стихотворение строится по принципу сонатной композиции и каждая строфа-часть имеет свой звуковой образ. Безусловно, это стихотворение не только любовное и, возможно, не столько любовное. В нем размышления о сущности поэта, о его музе, о его творчестве. Поэт-паж-слуга-творец – создатель сонат, музыки о любви, а с ним в его менуэте его королева, его вдохновительница, его госпожа. Для Северянина любовь есть музыка, соната, в которой перепеваются разные темы. Она вечна и многогранна, непредсказуемы, как море и хрупка, как морская пена, нежна, как бирюзовая волна.
С.А. Васильев (Литинститут): Северянин, особенно после выхода его книги «Громокипящий кубок» (1913), привлек самое широкое внимание современников. Сотни откликов в печати; среди писавших о нем были М. Горький, В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Блок, Н. Гумилев, В. Ходасевич. Особенно проницательно и тепло написал о Северянине Брюсов, который в поэзии эгофутуриста увидел продолжение своего собственного творчества (как считала З. Гиппиус). А Северянин, по словам Брюсова, потом упрекал его в зависти...
Ю.И. Минералов: Но и на Северянина весьма ревниво реагировали крупнейшие поэты. Перечитайте Маяковского — «пропитое лицо Северянина», «похотливо напеваете Северянина» и т.п. А для Игоря Северянина тот же Маяковский до конца жизни был «друг юности Володя», которому этот добряк все снисходительно прощал и об остром язычке которого забавно вспоминал, например, в своем романе «Колокола собора чувств»:
Есть дева, ждущая любови
(Дабы не осквернять любви,
Падеж слегка переиначу...),
И эта дева наудачу,
С девизом: «Жениха лови!» —
Мне письма шлет и телеграммы,
Где свадьбы назначает час...
Что ж, я готов! Володин бас
Меня спасительно от драмы
Женитьбы вдруг предостерег...
Вот что мне этот бас изрек:
— «Она ко мне пришла нагою,
Взамен потребовав венца.
А я ей предложил винца
И оттолкнул ее ногою».
И.Г. Минералова: Сам Северянин был великий иронист. Но сегодня исследователи творчества поэта (кину камень в лингвистов) заслоняют изучение, а лучше бы постижение его поэзии такой терминологией, что скулы сводит...При этом в 11 классе девочки без всякого юмора читают: «А потом отдавалась, отдавалась грозово...», хотя ироническое отношение Северянина ко всякой игре в чувства очевидно, и ирония его убийственна. Вспомните стихотворение «Это все для ребенка...» Почти чеховский иронический подтекст передается финальным перечнем деталей «И мне дорог ваш крестик, как и ваша слезинка, как и ваша гребенка». Воображение читателя восстанавливает образ «играющей роль» именно по этим в одном ряду оказавшимся деталям. Но ирония иронии рознь. Ирония Северянина упрочена самоиронией и потому обретает значение не пересмешничества, а вскрывания глубинной трагичности или даже трагедийности жизни. Ю.И. Минералов: Северянин был при случае и пламенным сатириком. Да вот:
В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи
В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив:
Я улыбнулся натянуто, вспомнив сарказмно о порохе.
Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.
Каждая строчка — пощечина. Голос мой — сплошь издевательство.
Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
Я презираю вас пламенно, тусклые Ваши Сиятельства,
И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!
И.Г. Минералова: Что ж, тут и век понят адекватно, и общественное окружение, и то, что видели в нем современники... Ирония в нем сочеталась с лирикой. Помните этот потрясающий рефрен «Ты ко мне не вернешься...», разрешающийся настоящим криком души, но почти шепотом произнесенным: «Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!.» Одиночество Северянина тогда, и сегодня опять, — свидетельство еще не разрешенной вполне загадки большого русского поэта. Без понимания функционала художественного синтеза вряд ли можно в этом разобраться вполне.
А.Э. Секриеру: Пастернак уверял, что Северянин распевал свои стихи на мелодии из популярных французских опер, и мы даже можем догадаться, каких именно, ведь сам Северянин много писал о своих оперных пристрастиях (Тома, Массне), а автор гимна пионерии композитор Дешкин на одном из поэзовечеров в Политехническом музее записал авторскую мелодию Северянина. Великолепное разнообразие музыкальных жанров отразилось в сборниках поэта: увертюра открывает «Ананасы в шампанском», интродукцию встречаем в «Соловье», интермеццо, полонезы, вальсы, марши, песни, песенки и шансонетки, романсы... — но Северянин стилизует еще и ритм, например, вальса или марша. В стиле Северянина несомненной доминантой является синтез. Синтез поэзии и музыки им осуществляется на двух уровнях: это стилизация музыкальных жанров и использование музыкальных приемов с одной стороны, а с другой – музыкальное исполнение стихотворений на эстраде.
Ю.И. Минералов: А как с традициями, предшественниками? Мне тут сразу видится Владимир Бенедиктов.
Л.А. Карпушкина: А обожаемый им К. Фофанов? И еще, работая над собственным имиджем, Северянин не в последнюю очередь посматривал в сторону эстетствующего О. Уайльда. На одном из фото Северянин вылитый Уайльд: поза, жест, прическа, одежда...
Ю.И. Минералов: Ну это уж он сдуру. Или для футуристического хулиганства
С.А. Васильев: Строка из его «Пролога» «Для нас Державиным стал Пушкин» называет ключевые для Северянина имена. Сделаем акцент на первом имени. А эгофутуризм Северянина и кубофутуризм Маяковского, Хлебникова... Немало общего, но, безусловно, есть и отличия. Например, северянинский акцент на неологизмах, нередко выстроенных на базе иноязычных корней, на контрасте, например, с хлебниковскими неологизмами, сплошь славянскими. А название «эгофутуризм» прямо соотносится с «проповедью» безудержного эгоизма ранними декадентами, например, Н. Минским (книга «При свете совести», 1890).
Л.А. Карпушкина: Все-таки «недвусмысленный талант» Игоря Северянина уникален. Его эстетика на грани китча редко приходится по вкусу целиком. Но в ней заключен вызов «мещанскому» мировосприятию и вкусу, стремление «окатастрофить» (один из неологизмов поэта) сознание обывателя. Ну кто еще мог решиться так легко и дерзко сочетать канцеляризмы с новаторскими метафорическими поэтизмами в пределах одного катрена: «В тебе уверенность не поколеблена В твоей корректности тому залог. Но все мне кажется, что ложь остеблена И распускается ее цветок...»? Кто в голодном 1919 году мог написать стихотворение «Икра и водка», с «барочной» раскрепощенностью изображающее в прошедшем времени гастрономические удовольствия употребления «монопольных» продуктов? А так лаконично и безапелляционно сформулировать: «Из меня хотели сделать торгаша, Но торгашеству противилась душа»...
Ю.И. Минералов: С Фелиссой Игорь Северянин годы прожил в рыбацком поселке Тойла, где отдыхал еще до революции. Я как-то тоже провел в Тойла изрядный кусок лета и бывал в домике Северянина, где жила сестра Фелиссы Линда, много с ней общался. Потом и ее не стало, а после отделения Эстонии вроде объявился какой-то заграничный правонаследник-бесстыдник, тут же выкинувший вещи и книги поэта — там теперь Северяниным и не пахнет. Возле Тойла был построенный на скалах над морем роскошный дворец не то замок кого-то из дореволюционных миллионеров — кажется, Елисеева. После Отечественной войны он лежал в развалинах — при освобождении Эстонии дворец вместе с временно проживающими фашистами и охранявшими их зенитками разбомбили наши. Бродя по руинам, как-то впервые я понял, откуда в северянинских стихах замки, башни над морем и т.п., в которые его поэтическое воображение населило иронических и не иронических королев, принцесс, графинь, пажей и пр. Я тогда написал стихотворение «Игорь Северянин»:
Девичий голос в Тойла отрелит округу.
Море молочное пьяно, как бурный кумыс.
Море парное волну задирает, как ногу.
Тропка подходит к обрыву и прыгает вниз.
Там из-под кружев круглится валун, что колено.
Складки соленого платья прибойно кипят.
Девушкин смех воспарит серпантинною лентой
и, опадая, — на память — завяжется в бант!
Помню, я помню: услышав, он вздрогнул над веком!
Вздрогнул над морем и оборотился слегка
этим надменным иронией раненым ликом,
ликом эффектным породистого рысака.
Здесь его домик. Он к морю уже не сбегает.
От футуризма безвредное эхо: «Эго-о-о...».
Он — лишь альбом. И тетушка Линда листает
желтые фото и сберегает его.
...Он покосился — там веяла женская ручка.
(Профиль был камень — легендно сидящий орел!..)
Девушка мчалась к нему, точно горная речка!
Море шампанское пену бросало на мол!
Тойлаский замок! а парк, авантюрный и светский!
Точно девчонка, речонка несется на нас!
Все они тут — его башни, пажи и насмешки,
нищая старость и заносчивый ассонанс.
Милая, плачешь? Ужасно смешные фигуры!..
В Ревеле спит, и в бессмертный покой погружен
Игорь Васильевич Лотарёв,
деятель русской культуры,
этой культуры, которую так бережем.
И.Г. Минералова: «Россию нужно заслужить» писал он, но я бы сказала иначе: сегодня Россия должна заслужить Северянина, одиноко лежащего в могиле Александро-Невского кладбища за ее границей, в Таллине.
