Письма к Г.А. Шенгели
С Георгием Аркадьевичем Шенгели (1884-1956) - поэтом, переводчиком, стиховедом - Северянин познакомился перед первой мировой войной. Шенгели высоко ценил дарование И. Северянина (наиболее известно стихотворение "На смерть Игоря Северянина") и много сделал для сохранения его литературного наследия, передав рукописи поэта в ЦГАЛИ.
от 12.07.1927 г.
от 22.12.1927 г.
Toila, 12 сент. 1927 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич!Я испытал действительную радость, получив Ваш "Норд": через 11 лет Вы вспомнили меня,— спасибо.
Из книжки Вашей узнал о смерти Юлии Владим[ировны], такой всегда хрупкой, так всегда мучившейся. Нежно жму руку Вашу. Но ведь Вы были давно подготовлены к этому, не правда ли? Я тогда же видел ее обреченность. Бедная маленькая женщина, девочка на вид.
В 1925 г. в Праге мы вспоминали Ю[лию] В[ладимировну] и Вас, гуляя по парку с Евг[ением] Ник[олаевичем] Чириковым.
В каждом году — перемены. Сколько же их в одиннадц[ати] летах, к тому же таких, как эти?
В 1921 г. умерла мама моя. В том же году я расстался,— наконец,— с М[арией] В[асильевной]. И это было предначертано, как Вам, думается, известно. Теперь она где-то в СССР.
С 28 янв[аря] 1918 г. я живу постоянно на берегу Финского залива. Мой адрес неизменен: Eesti, Toila. Postkontor. Igor Severjanin.
Иногда выезжаю на Запад. За эти годы побывал трижды в Берлине, где жил от месяца до трех, давая вечера.
Встречался там с Кусиковым, Пастернаком, Маяковским, Толстым, Шкловским, Минским, Венгеровой и др.
Ездил в Финляндию, Латвию, Литву, Польшу (13 городов), Чехо-Словакию. Везде вечера, иногда очень шумные и многолюдные. К сожал[ению], расход больше прихода, поездки обходятся очень дорого, почти ничего не остается. Поэтому вот уже два года на месте. Эстийская природа очаровательна: головокружный скалистый берег моря, лиственные деревья — Крым в миниатюре. Сосновые леса, 76 озер в них, трудолюбиво и умело возделанные поля. Речки с форелями. Да, здесь прелестно. У меня своя лодка ("Ингрид"), я постоянно на воде, ужу рыбу. В 1921 г. женился на эстонке. Ее зовут Фелиссой, ей 25 лет теперь, у нас пятилетний мальчик — Вакх. Она пишет стихи и по-эст[онски], и по-русски, целодневно читает, выискивая полные собрания каждого писателя. Она универсально начитанна, у нее громадный вкус. Мы живем замкнуто, почти никого не видим, да и некого видеть здесь: отбросы эмиграции и рыбаки, далекие от искусства. За эти годы выпустил 13 книг. К сожал[ению], в наст[оящее] время у меня нет ни одного своб [одного] экз[емпляра], но я пришлю Вам что-либо в ближайшие недели.
Теперь Вы сообщите мне все, касающееся Вас. Судя по Вашей книге. Вы печальны и утомлены, милый. Мы с женою воздаем должное стилистике Вашей книги. Приветствуем Вас. Напишите поскорее. Еще раз благодарю за память. Я часто вспоминал Вас.
Всегда Ваш Игорь.
Toila, 22. XII. 1927 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич!Не особенно давно я вернулся из поездки по Латвии: гастролировал семь дней подряд в Риге, дал вечер в Двинске, по пути в Латвию — в Юрьеве. Успех всюду прежний — залы переполнены. Пробыл в отсутствии двадцать шесть дней. Письмо Ваше ожидало меня дома, и мне было радостно его прочесть. И я рад, что Ю[лия] В[ладимировна] жива, пусть отчуждена она от Вас, пусть не Вашей жизни оказалась, но ведь жива она, и это как-то бодрит: за эти годы столько смертей знаемых, и каждая из них — отмирание частицы самого себя. М[ожет] б[ыть], вскоре уже нечему будет отмирать, и это будет смертью собствен-ной: пожалуй, единственная собственность, свойственная живущему...
Смерть Ф[едора] К[узьмича] — сильный удар для меня. Сбылись предчувствия. Иначе, впрочем, и быть не могло: теория вероятности. Теория, страшная своей непреложностью. Леденящая. Я написал четыре статьи, очень обширных: "Сологуб в Эстлян-дии", "Эстл[яндские] триолеты Сол[огуба]", "Салон Сол[огуба]" и "Умер в декабре". В последней я цитирую его стих: "В декабре я перестану жить". Это воспринято было им 4. XI. 1913 г. Кстати: Лесков ("Обойденные") говорит: "Замечено, что день 5.XII — день особенных несчастий". Сол[огуб] умер 5.XII. Вы видите? Когда приедете ко мне, я покажу Вам статьи: все вырезки у меня хранятся, конечно. А приедете Вы непременно: мы оба хотим этого, а это повелительно. Знайте путь: ст[анция] Певе (пятая за Нарвой). Известите заранее — пришлю лошадь. Поезд из С.С.С.Р. прибывает в 10.55 веч[ера].
Мне отрадно, что Ваша спутница "интеллектуальна". Я могу то же сказать о своей. В наши дни,— как это ни странно,— это редкостно. Нам надо ценить милость, нам ниспосланную. Беречь надо подруг.
Да, лирическое не в чести, и мы, вероятно, последние. На вечера ходят, как в кунсткамеру. Так надо думать: тиража книг нет. Аплодируют не содержанию, не совершенной стилистике,— голосу: его пламени, его негодованию, его нежности беспредельной, всему тому, чего сами не имеют, перед чем подсознательно трепещут, чего боятся. Двуногое зверье...
Я жду Вашего отклика: я буду знать, что письмо это Вами прочтено,— в пустоту говорить тяжко. Хотя бы кратко скажите о получении. Тогда вышлю Вам свою поэму: "Роса оранжевого часа", тогда напишу Вам подробнее.
Так Вы понимаете "отшельничество" мое? Так Вы ему сочувствуете? Тем ближе Вы мне.
"...И вновь о солнечном томится Крыме
С ума сводящая меня мечта!"
К счастью, моя Тойла — Крым в миниатюре: море, нависшие отвесные скалы над ним, леса. И в них — 76 озер. А на них — я в своей "Ингрид".
Любящий Вас Игорь.
Читайте также:
Г.А. Шенгели - жизнь и творчество