А. Крученых. Второе пришествие Северянина или: зубами в рот. (1926 г.)
Источник: "На путях искусства" (сборник статей). Пролеткульт, Москва, 1926.
А. Крученых Псевдо-крестьянская поэзия. Есенин и его евангелисты (1926 г.).
*) Статья была уже сдана в набор, когда получилось известие о смерти Есенина. Конечно - "о мертвых или ничего, или только хорошее". Но последовавший за смертью Есенина взрыв фетишизации поэта, его канонизации, как "великого национального" и даже "религиозного" поэта - остановил нас от снятия статьи. Мы прекрасно понимаем многие ее недостатки и - в первую голову- очевидную нервозность письма. Попытки канонизации поэта заслуживают, быть может, более спокойного и академически построенного анализа. И все же, данная статья, заостренная полемически, достаточно своевременна, как единственная (буквально) реакция против той волны фетишизма, на которую мы указываем. "Глас в Раме бысть: "Рахиль плачет о детях своих и не может утешиться, ибо нет ей утешения". "В Раме Российской его проводили, как свое дитя родное и любимое". - Это пишет в последнем номере "Красной Нови" А. Воронский. Да и один ли он? Вот, когда вместо большого и нужного анализа творчества поэта, и поэта интересного, вместо марксистской, может быть резкой, оценки, мы видим на страницах нашей печати сплошной "плач Рахили" и когда Советский Союз превращается в раму Российскую, - нужно сказать, пусть и острое, и полемически заостренное, но иное слово.
Мы знаем, что многие, очень многие, набросятся на нас и на автора за это. Пусть так, мы к этому готовы, за нами остается право и возможность дальнейшего развития нужной оценки Есенина, и это мы сделаем. Пока же - "плачу Рахили" и коробу махровых цветов христианской терминологии, интеллигентского нюньканья и народнического сахарина мы противопоставляем заостренное полемически слово, недостатки которого хорошо понимаем, но существо которого готовы в последующих работах подкрепить, - тем более, что материала в "откликах" на смерть Есенина скопилось более, чем достаточно. Редакция.
5 глава. Второе пришествие Северянина или: зубами в рот.
В предыдущей части нашей работы подробно разобрав скелет есенинской темы. Посмотрим, какими словесными приемами эта тема оформляется в стихи. И поищем приемов, специфически Есенину свойственных. Вот мы прочли, шесть сборников стихов Есенина. Ищем: где же этот самый, одному только Есенину свойственный прием? А его и нет. Кое-где, и неплохо, может быть, сказано, но... позвольте!.. я это уже где-то читал!.. В самом деле: то Надсон слышится, то будто сам Некрасов, а то и еще кто - постарше и пострашнее. И все - штамп, штамп, штамп... Начнем с примеров, острее всего глаз и ухо режущих: "Сыграй, цыганка, что-нибудь такое"...("Что-нибудь такое-этакое"... Половой, машину! "Лучинушку"!..)
Если разбудить сонного человека после четвертого сна и спросить: "Быстро! Рифму на слово: "такое"! - Ну, разумеется: "покоя"! Так оно и есть: "Не знавшие ни ласки, ни покоя". ("Русь уходящая''). Это уже такую давность имеет, что даже неизвестно, кто "такое - покоя" впервые выдумал. И хоть бы один раз, а то, ведь, в "Персидских мотивах" - вышереченная "Русь уходящая" - опять как живая:
"Я давно ищу в судьбе покоя...
Расскажи мне что-нибудь такое"...
Не рифма, а прямо-таки - предел, его же не прейдеши. И тут же неподалеку неоднократные "пери-двери", "руки-скуки - звуки - муки", "дев - напев", "измерить - верить", "надежды - одежды", "любви - крови"... Но рифма старая и переписанная - еще полбеды. А вот если вся фраза перекочевывает из другого поэта - это уже хуже. И ладно, если из одного, а то из десяти сразу: "Но ничего в прошедшем мне не жаль". ("И не жаль мне прошлого ничуть").
И совсем по Лермонтову начало строфы: "Стою один среди равнины голой". ("Выхожу один я на дорогу").
И, вообще, без Лермонтова Есенину обойтись трудно: "В Хороссане есть такие двери... ... Там живет задумчивая пери... ... Голос раздается пери"...
Это все Есенин. А вот и Лермонтов:
"На голос невидимой пери...
... Пред ним отворялися двери".
Что же касается рифмы, так она повелась еще с Пушкина: "Тихо запер я двери" и проч. Но конструкция фразы у Есенина - явно лермонтовообразная. Уже упомянутая строка: "Я давно ищу в судьбе покоя"... - тоже, ведь, не новая. Еще в четвертом классе Лермонтова-то зубрили: Я ищу свободы и покоя... Не дает Есенину "покоя" это самое "Выхожу один я на дорогу".
Отложим пока Лермонтова. Следующий номер Есенина: "Все ощущенья детских лет". ("Персидские мотивы). "Все обольщенья прежних дней".
А это, видите ли, сам А. С. Пушкин. Имеются, конечно и Пушкинские "старушка - избушка" и подражательные строки: "Я посетил родимые места"... (У Пушкина: "Вновь я посетил тот уголок"...)
Заимствования у Некрасова: "Подожди ты, бога ради". (У Некрасова: "Ну, пошел же, ради бога"). Да и обращение это, связанное в нашем представлении с чем-то очень русским, в стилизованных "Персидских мотивах" явно лезет торчком. "И пришли к нам нежданно-негаданно". У Некрасова: ,,И пришлось нам нежданно-негаданно". И вот еще из персидских мотивов - все последние достижения Есенина: "Низкий дом с голубыми ставнями". Голубой цвет, конечно, нежен и не одному есенинскому взору приятен: "дом с голубыми воротами" существует у Мих. Кузмина.
Дальше: "Вошла, как горькая отрава". Брюсов: Отравой сладостной вошла. Если и есть различие, так только во вкусовых ощущениях. Но Брюсов - это еще что! А вот - милый и незабвенный Аleхаndrе Вертинский:
"Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо вам,
Ничего теперь не жаль".
У Есенина - и по словам, и по напеву - та же вертинщина:
"Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне ничего не жаль".(Стихи изд. "Круг").
И в другом месте: ... "медовый ладан... Ничего от вас не надо".
Новая "кокаинеточка" в костюме рязанского пастушка. Картинка!.. Неспециалисты, пожалуй, скажут: ну, и что за беда, что размер чужой, что рифмы встречаются у кого-то там 10 раз! Рифмы, мол, вроде блох ("Вы, любите песенных блох" - у Есенина) - маленькие, кончики строк только... Мудрено ли, что перепрыгивают, а пользы все равно в них нет. Но все-таки надо быть чистоплотнее. До чего небрежен порой, например, Маяковский, а и тот однажды заявил с гордостью: - "Вот как я честно работал: во "Всем сочиненном Маяковским", нет двух одинаковых рифм!" Подражания, заимствования, перепевы и самоперепевы у Есенина так явственны, что даже критика, которая вообще-то к Есенину не в меру благосклонна, и та их отметила.
Интересные замечания можно найти в статье - "О Есенине", А. Ромма ("Чет и нечет", альманах поэзии и критики. Москва, 1925 г.). Вот - некоторые из них. Есенин "подражал Клюеву, из всех сил старался стать в позу апокалиптического пророка". В стихах Есенина А. Ромм слышит "истерические выкрики, чужеродный вихрь, поднявший и закрутивший человека". "Имажинизм Есенина-это тоже-чужеродный наплыв" - "Апогей Есенинского имажинизма-"Пугачев". Здесь он доходит в погоне за образом до таких плоских иносказаний:
"Клещи рассвета в небесах
Из пасти темноты
Выдергивают звезды, точно зубы".
Отмечает А. Ромм у Есенина и подражания Маяковскому: "Вы, любители песенных блох". Полно кротостью мордищ праздниться". Однако, и новые стихи после-имажинистического периода "местами впадают в плоский прозаизм":
"Я сердцем никогда не лгу,
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством".
По поводу "плоских прозаизмов" добавим еще, что неизвестно за какие достоинства полюбившееся Есенину слово "хулиган", и еще ряд подобных, он треплет непрестанно, отчего эти слова, и без того старенькие, становятся окончательно убогими, безличными и безвкусными. Никого, все-таки, так убедительно, добросовестно и многократно не перепевает Есенин, как печальной памяти Игоря Северянина. Вот вам примерчик: "И тебя блаженством ошафранит". Живой Игорь!
Вся есенинская "тяга к деревне", захваленная критиками системы "Львов-Рогачевский", не что иное, как "милый", детский, северянинский "стиль рюсс". Угадайте, например, кто это:
"Выйду на дорогу, выйду под откосы, -
Сколько там нарядных мужиков и баб.
Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.
Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?
Ну, конечно, слаб, совсем слаб, несчастный, так что даже "лица на нем нет": мы привели самые что ни на есть последние стихи Есенина, а читателю, наверное, показалось, что это самый что ни на есть последний Северянин. Судите сами, можно ли писать сильное стихотворение о покосе северянинским ленивым размером:
"Солнце любит море, море любит солнце" да еще утверждая, что "пейзане", по случаю полевых работ, видите ли, поднарядились. И свою "деревню" и "природу" раскрашивает Есенин в мармеладно-северянинские тона:
"Голубого покоя нити...
О, Русь, малиновое поле,
И синь, упавшая в реку".
Сочетание цветов-то какое!
"Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне"
Розовая лошадка - очень замечательно! Вообще, к животным у Есенина до тошноты сладенькая нежность:
"Не обижу ни козы, ни зайца...
... Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Лишь бы видеть, как лягушки от восторга прыгают в колодце".
Так, ведь, и у давно вымершего Северянина все эти де точкины розовые лягушечки в книжечках водились:
"Кружевеет, розовеет утром лес,
Паучок по паутинке вверх полез
Хорошо гулять утрами по овсу,
Видеть птичку, лягушонка и осу".
Все "приобщение к деревне" и у Игоря, и у Есенина выражается в том, что оба они только чуть-чуть переодеваются:
"Останови мотор, сними манто"... (Северянин).
"К черту я снимаю свой костюм английский,
Чо же, дайте косу, я вам покажу!" (Есенин).
И вот, пожалуйте - показал, готово! К земле приобщаются:
"Я с первобытным неразлучен"... (Северянин).
"Я ли вам не советский, я ли вам не близкий?" (Есенин").
Этакая лимонадная идиллия! Этакое скоропостижное перевоплощение в эфемерного пейзана... А теперь довольно о заимствованиях, - заметим только в скобках, что заимствования эти, конечно, невольны и бессознательны: просто язык ворочается по проторенным дорожкам, в сторону наименьшего сопротивления. Поищем Есенина без посторонних примесей. Оказывается, кое-где найти его все-таки можно. А вот понять, - это уже дело потруднее. Читатель, честно говоря, уразумеваете ли вы, что должны обозначать загадочные строки:
"В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потерь.
(Стан обнимает Есенина! Ох, как жутко!).
Заплетается, и жестоко заплетается, язык у Есенина, пытающегося сказать свое, ни на кого непохожее. И выходит оно совсем ни на что не похожим:
"Никому и в голову не встанет,
Что солома - это тоже плоть.
Людоедке-мельнице - зубами
В рот суют те кости обмолоть".
"В голову не встанет" - выражение какое-то захолустно-деревенское. Дальше ждется подобное же, а оказывается весьма интеллигентское - "солома - это тоже плоть". Со вторым двустишием дело обстоит не лучше. Творительный падеж "зубами" должен согласоваться с "обмолоть", а благодаря расстановке слов согласуется - "в рот суют". И получается кое-что похуже, чем в рот те дышло: "зубами в рот суют"! Эх, неграмотность бы ликвиднуть - поэту надо!
Еще один и, к сожалению, один из многих, случаев, неудачного включения в обычную интеллигентскую стихотворную речь волостных словечек:
"Вечер черные брови насопил". ("Москва кабацкая"). А дальше - "исцеленный навек" и прочие выражения отнюдь не волостные, а уж совсем столичные. Нехорошо, тем паче, что "насопил" - слово малопонятное и у читателя ничего, кроме недоумения и брезгливости не вызывающее. "Насопил" - речение до того нелепое, что благоразумное издательство "Круг", в ущерб рифме (насопил - пропил), Есенина. подчищает, печатая: "насупил". Еще чем дарит нас Есенин?
"Улеглась моя былая рана,
Пьяный бред не гложет сердце мне,
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане".
Кого-их? Минут через восемь додумываешься, что - бред и рану? Но, ведь, если по восьми минут над каждой строкой думать - долго всего Есенина не прочтешь. Впрочем, пожалуй это и к лучшему, а то наткнешься на: < "Ты сердце выпеснил избе", и рифмуется-"звезде-избе" и "выпеснил", весьма досадно напоминая "вытеснил" или еще нечто иное-похуже. А Есенин, вероятно, гордится: новое слово сказал! Оно, конечно, новое, но-плохое. Во-первых, по причине уже указанной, а во-вторых, потому, что речь идет о звонком, песенном, а слово слякотное и пахнет псиной. И вообще "разрушение канона" и "новшества" Есенину - ой, как плохо достаются. В "двери" к "пери" он, правда стучится, - "Но открыть те двери я не мог!" Так и остался Есенин стоять перед дверью, за которой живет настоящее новое слово, новый речеоборот. Вот, например, как топчется он около этой самой двери:
"Но эта пакость-
Хладная планета...
Когда пальнуть
Придется по планете"...
"Хладная планета" - "штиль высокий". "Эта пакость" та "пальнуть" - "штиль подлый". Конечно, разнообразить стиль поэту следует, но не с такой же, в самом деле, автомобильной быстротой, ... "Что не пойму, Куда несет нас рок событий". (" Письмо к женщине"). Эти две строки Есенину, как видно, понравились: повторяются раза три. Однако, "нас рок событий" (уже не говоря о том, что это сдвиг) - речение путанное и, в духе русского языка, - не выдержанное. В "Персидских мотивах" имеется такая строчка: "И без меня в достатке дряни". Есенин, вероятно, хочет сказать "достаточно", а "в достатке"- по-русски ничего не значит, по-купечески значит - "живет хорошо, зажиточно". Получается, что какие-то дряни состоятельно живут без Есенина. Какая жалость! А вот еще тухлятинка для романтиков, в которой поэт копается без конца и без толку:
"Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом"...
.......................
"И тебя я навеки не забуду".
.......................
"До свиданья, пери, до свиданья...
Ты дала красивое страданье".
.......................
"Даже всё некрасивое в роке". (Северянинская волынка!)
"Я в твоих глазах увидел море"
.......................
"Ты стала нравиться вдвойне (Не дешево ли цените ?)
Воображению поэта".
.......................
"Напой дыханьем свежих чар".
.......................
.Нежность грустную русской души".
.......................
"Глаза, как яхонты, горят".
(И от дедушки Крылова кусочек отщипнул!).
"Что-то злое во взорах бездушных".
.......................
.Выли годы тяжелых бедствий".
.......................
"Мне пора обратно ехать в Русь" (Врусь!)
Врусь, врусь! - и проврался. Недаром Ю. Тынянов ("Русский Современник", № 4) замечает, что Есенин "кажется порою хрестоматией от Пушкина до наших дней". Добавим от себя: хрестоматией банальностей. Зато "гражданской доблести" и у него хоть отбавляй.
"Я тем завидую,
Кто жизнь провел в бою,
Кто защищал великую идею".
(Русь уходящая).
(Будет трудно сосчитать, сколько Надсонов и Фругов ату "великую идею" - задолго до Есенина - таскало по стихам).
"... ту весну, Которую люблю,
Я революцией великой Называю,
И лишь о ней Страдаю и скорблю,
Ее одну Я жду и призываю".
Ждать и призывать великую революцию, конечно, почтенно (особенно в ее VIII годовщину!). Еще лучше было бы на нее своевременно работать. Но вот скорбеть о ней - решительно незачем. Что она - погибла, что ли? И сколько ни старается Есенин убедить читателя:
Я выйду сам,
Когда настанет срок,
Когда пальнуть
Придется по планете".
Иначе это называется: "горохом об стенку" или "из воробья по пушкам". Читатель невольно вспоминает, как единожды "сам" Северянин "в поход собрался".
"Когда настанет час убийственный
И в прах падет последний исполин,
Тогда - ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин".
Подвел Северянин, не поверят и Есенину. Читатель остается совершенно равнодушным и это понятно: сам Есенин в квасной своей революционности совершенно холоден, внутренне неправдив и неестествен; слова и фразы у него с чужого рта, зажеванные, как хлебная соска, которую он круглый год читателю "зубами в рот сует". Вот, например:
"Там в России-
Дворянский бич,
Был наш строгий отец - Ильич".
(Из "сильно революционной" "Баллады о 26-ти". В ней же-луна светит во все лопатки, "как дыня", при густом тумане).
Слова механически заимствованные, непрожеванные, нечто совсем неподобное: Ильич в виде дворянского бича! (т.е., бича дворянина. Сравни-"бич божий", - ведь ясно: не значит же это, что Аттила бога бичем драл!). Самое примечательное здесь, пожалуй, что чем возвышеннее тема, тем хуже и банальнее она у Есенина словесно оформлена.
Он пытается влить молодое вино революции в прокисшую бочку застарелых "великих идей" ("свобода-народа" тож), и поэтому сама революция у него в стихах прокисает. Кстати: за последнее время о форме и содержании, о их взаимозависимости говорилось много и высоко-научно (даже Бухарин с Эйхенбаумом об этих вещах дискутировали). К сожалению, понятия формы и содержания не всегда подаются достаточно точно.
В поэзии слово и тема - материал, звуко- и словосочетание - форма, при чем эта форма может существовать и в чистом виде, вне зависимости от материала. Для краткости и наглядности позволю себе привести небольшую, но, кажется, удачную аналогию (намек на нее имеется и у Гейне). Так, мыслим костюм, сделанный по всем, даже вновь изобретенным правилам портновского искусства, но - из бумаги. И все-таки, это имеет свой смысл, эта работа - не зря. Вся аналогия эта строится так: материя - слово и тема, шитье - форма, готовый костюм - вещь (с определенной установкой - фасон или содержание, их обычно путают с темой). Из аналогии ясно, что "содержание" без формы немыслимо, оно до неузнаваемости меняется в зависимости от оформления. Так один и тот же материал (красная материя) можно оформить в подкладку генеральской шинели, в революционный флаг и в куклу для детей.
Конечно, стихи о революции - "молот, голод, свобода, народ, страдаю и скорблю" и настоящие, верные революционные стихи-имеют разное "содержание". Есенин берет хороший материал (тема революции богата и ярка, язык эпохи можно использовать сильно и смело) и коверкает, уродует его неумелым с ним обращением. Это чрезвычайно характерно для новичков, недоучек и неудачников: стараются написать о чем-нибудь величественном (с большой буквы), а пишут плохо. Получается похоже на криво скроенный и нескладно сшитый костюм из дорогой материи. Примеров тому множество, часть уже цитирована: "пальнуть по планете", "защищал великую идею" и проч. К сожалению, недостаток места мешает привести еще целый ряд криво скроенных и нескладно сшитых строчек и стихотворений.
Самое печальное то, что плохого слесаря к станку не подпускают, а Есенину - три печатных станка к услугам, и в результате, оказывается, что он "покорил" если не "литературочку", как бывало, Игорь Северянин, то многих барышей и "марксистских критиков", во всяком случае.
Читайте также:
Предисловие ко "второму пришествию Северянина" (Об А. Крученых и публикации его статьи)
А. Крученых - биография и творчество
Воспоминания и статьи об Игоре-Северянине